Она рифмуется!
Dec. 26th, 2025 04:47 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
i_eronЯ приехал в Израиль тинейджером летом 1990 года, наивно думая, будто примерно представляю себе, куда я еду. У меня в голове были всякие важные сведения про историю-географию и прочее подобное, и даже немного иврита, слов примерно 400. Недостаточно, чтоб понимать болтовню по радио, но достаточно, чтоб выхватывать из неё куски фраз. И ещё у меня были две заслушанные кассеты израильских песенок, с полуразобранными словами - на одной травояднейший слащавый Йеhора́м Гао́н (э́леф нешико́т лах, хамудати́), на другой не такая ручная, но всё-таки довольно безобидная Ярде́на Ара́зи (hи роке́дет ве-шоха́хат ма́hу шма). В октябре начинался семестр в Технионе, надо было успеть устроить всякие бумажки туда и подучить иврит, вот и всё.
Оба главных израильских сюрприза проявились в первые же 24 часа, и полностью сбили меня с толку. Вечером и ночью было тепло, но этого я как-то не заметил. Под утро, как я потом понял, ещё выросла влажность, и дышать стало здорово некомфортно - ни спать, ни встать. А утром на меня наступила жара, уже часов в 8 солнце сильно шпарило затылок. До тех пор я вообще не представлял, что от жары может быть тяжело. Это ужасно глупо, ведь я читал про всякие там приключения в Африке или Индии - про засуху, верблюдов и птицу Рух. И слышал, что израильтяне заставили цвести пустыню, да так, что апельсины там дешевле картошки. Ключевое слово этой истории - пустыня, но каким-то образом я его не прочувствовал, видать, как обычно, отвлёкся на вкусный фрукт. Я думаю, это потому, что жара у нас всегда была декорацией сказок. Того, что жаркой может быть реальность, я совсем не понимал, пока реальность не дала мне под дых.
Апельсиновые и банановые заросли произвели на меня большое впечатление, как и, с совсем другой стороны, верблюды в пустыне Негев, но это было потом и только добавило декораций к первому впечатлению. Кондиционеры дома тогда были только у зажиточных, и даже они экономили, включали только, когда припечёт. В моё первое израильское утро мне объяснили, что эта жара - ещё не жара, а нормальная температура. Подожди, подует хамси́н, вот тогда будет жара. Обычно тут ветер западный, с моря, тёплый и влажный. Но иногда дует восточный ветер, или южный, из пустыни - пыльный и горячий (вот тебе и Мэри Поппинс, подумал я, тяжело дыша). Считается, будто он дует 50 дней в году, поэтому он и называется хамсин.
Потом я видел потрясающие фотографии сверху, как на Израиль надвигается хамсин, фронт пыльного воздуха, от которого невозможно убежать или спрятаться. Дышать при хамсине не так уж и трудно - воздух горячий, но сухой. На иврите он называется шара́в, а хамсин - это из египетского арабского. Радио говорит шарав, а люди, кроме, конечно, грамотных - хамсин.
В первые недели по выходным меня принимали родственники, очень замечательные, попеременно несколько семей. Теперь многих из них уже нет. Образованные, профессионально успешные люди с яркими характерами - впечатляющие, но очень понятные, так я себе Израиль и представлял. Неправильно представлял, потому что Израиль - это не они, а, например, их дети-внуки, с которыми они меня знакомили. Развитые, умные, красивые, уравновешенные, не особенно любопытные. Очень уверенные в себе. Совершенно непонятные. Я-то привык в своей провинции, что дети или скучные, или уязвимые. На вторые выходные, помню, родственники спросили меня, какие мои впечатления от страны, на что я отвечал "всюду дети, цветы и новые районы". Это я правду сказал, но настоящим ответом, а не вежливым, было бы "жара и самоуверенность".
Ещё на второй день мне показали какой-то супермаркет, надеясь поразить выбором йогуртов. А, кажется, на третий, повезли в, как я позже сообразил, Дизенгоф-центр - главный израильский торговый комплекс, где купили мне в подарок мою первую израильскую одежду - зелёную футболку. А через неделю - главный хайфский рынок, большой восточный базар. Йогурты, футболки и яблоки - отличные, нужные штуки, очень уважаю, но впечатления на меня капиталистическое разнообразие совершенно не произвело. <назидательно> И это потому, что главное в человеке - не завтрак, а дух.
По радио тогда крутили всякую музыку. Гаон или Арази почти не попадались, зато всё лето повторяли нового для меня, но простого и легкодоступного Ишая Леви (рикди́, ат бе-тох ха-ке́цев, рикди́, рикди́, рикди́!). И ещё Риту, всклокоченную персиянку с неконвенциональным голосом. За пару месяцев до этого Рита представляла Израиль на Евровидении с другой, скучной песней, и проиграла. А надо было ей не слушать старших, умных и осторожных, а петь буйное про принцессу и пустынный ветер.
Кстати, я тогда не знал, но Израиль ведь на одном из первых мест в мире в списке стран иранской диаспоры. Четверть миллиона человек - это вдвое меньше Америки, но почти как в Германии и Канаде с одной стороны, и в Кувейте и ОАЭ - с совсем другой. И намного больше, чем в любой другой стране (чем в Англии-Франции-Швеции с одной, и даже чем знаменитых зороастрийских парсов в огромной Индии - с совсем другой, и чем в Турции, с ещё другой). Конечно, иранцы в Израиле - евреи, а не персы. Ну так в Америке, например, многие иранцы - армяне, и ничего - американцы вообще видят мир (суб)континентами.
Эта персидская песня была совершенно сказочной - буквально. Сказочная восточная музыка, сказочный восточный сюжет, безумный ритм. Музыку, как я потом узнал, придумал для Риты Йеhуда Поликер, который вообще-то специалист по греческой, а тут нарочно сочинил что-то восточное, в тон нескромной Ритиной позе персидской экзотики. На самом деле она, ясное дело, настоящая израильтянка, но почему было не сыграть на том, что она родилась в Тегеране и говорила дома на фарси. Историки традиционно говорят нам, что персы греков не понимают, а вот греки персов изучили хорошо. Но за 2400 лет, видать, в этом деле произошли некоторые перемены, и эта музыка на настоящую персидскую похожа не очень, она израильская, чуточку греческая, просто с восточными претензиями. Раньше такое называлось химерой, а в этом тысячелетии, кажется, говорят "фьюжн". Биологи традиционно говорят нам, будто химеры нежизнеспособны, но любой инженер знает наоборот, что сочетать разные идеи - плодотворный способ строить что-то новое. Да и биологи в этом тысячелетии, кажется, подтягиваются, не говоря уже о поп-композиторах.
По таким песням хорошо учить иврит - слова сравнительно простые, ловить их интересно, и запоминается легко. В начале там картинка с восточными декорациями - что-то о пустыне, верблюдах, тишине и турецких коммандос с обнажёнными ятаганами. Слова "дабе́шет", горб, я тогда не знал, сообразил по контексту. Дабешет звучит почему-то, как "медовая болезнь", диабет, который, как я потом узнал, "сукерет", "сахарная болезнь", что более точно, но менее правильно, а всё потому, что когда греки придумали нам на радость диабет 2300 лет назад, место для него в иврите уже было грубо и самоуверенно занято непонятным верблюжьим горбом. А слова "тан" - шакал, брат крокодилов - я даже и теперь не знаю. Такой текст украсил бы сочинение любого талантливого школьника. Пойдём-скажем, высокая литература это не.
Но судить по слабому началу несправедливо. Там дальше есть отличные находки - например, про принцессу говорят "бади́м атафу́а, турки́м хатафу́а" (ткани обернули её, турки похитили её), прямо фонетически, ритмично раздувают, как будто искусственным дыханием наполняют нам лёгкие воздухом пустыни, и это раздувание здорово помогает прочувствовать переход от пустынной тишины к страшному ветру, главному герою сказки.
И прозвище принцессы, "Шошана́т Шуша́н" (сузская лилия), одним мощным ударом из пяти слогов вколачивает нам в уши старинную, богатую на события этническую связь между евреями и Ираном - <загибая пальцы> не только 1700-летнюю, с тех пор, как на юго-западе Сасанидской империи евреи в Сузах каждый год зачитывали книгу Эстер, или 2500-летнюю, со времени, когда в древнеперсидских Сузах и произошла та самая история с Эстер, Ахашверошем, Мордехаем и Аманом, в честь которой мы празднуем Пурим, или 2600-летнюю, с вавилонского пленения и царя Кира-освободителя, или 3600-летнюю, с тех пор, как Авраhам перешёл через реку Евфрат - с Востока на Запад, оттуда сюда - став тем самым первым евреем, и даже не 4300-летнюю, с тех пор, как царь Саргон, уже называвший лилию "шешану", захватил средний Элам, называвший свою столицу "Шушен", а ещё гораздо старше, когда кто-то из семитов первым сосчитал лепестки у лилии (их шесть), а непонятные древние эламиты построили себе свой город. Может, клюква в начале песни - нарочно, для контраста с продолжением. Всё для усиления центральной фразы, буйного колдовского заклинания "бо́и я-ру́ах, бо́и я-ру́ах, ки Шира́з коре́т лах, эль hа-ру́ах, эль hа-ру́ах ша́ра Исфаhа́н!" (приди, о ветер, ведь Шираз призывает тебя, к ветру, к ветру поёт Исфахан!).
Хвастливый самум, "ру́ах ха-мидба́р" (ветер пустыни), который видит всех и знает каждого, от которого невозможно убежать или спрятаться, ясное дело, раскручивает высокие столбы песка и точечно хоронит похитителей с их верблюдами, а принцессу возвращает домой "на своём крыле". Ещё там много поют про народное чувство. Шираз сохнет в печали, огромный исфаханский базар погружён в траур, все в шоке и растерянности, плаче и мольбах. Но, в явном сионистском стиле, чувство есть, а пассивности нету - оперативно организуют самоуверенный, нескромный, амбициозный ответ обстоятельствам, который решает проблему. Чувство, наоборот, пассивно следует за событиями - вся Шираз теперь "светится" (муэ́рет), иногда Рита вместо этого даже поёт "влюблена" (м[е]уhе́вет) [в это самое крыло]. Любая израильтянка ведь без ума от пилота, ну, или от боевого офицера попроще, который на песке, а не в воздухе. В Израиле тогда повторяли шутку (кажется, раньше она была английской) "у многих стран есть своя авиация, но только у одной авиации есть своя страна". <назидательно> Это только на первый взгляд ивритское слово "руах" значит "ветер". На самом деле это "дух".
Потом одним утром родственник сказал мне драматическое "вчера Ирак захватил Кувейт". Ещё потом летняя жара стала очень постепенно заканчиваться, и параллельно в Израиле стали расти страхи перед иракскими ракетами, а правительство стало раздавать противогазы, чтоб народ дышал, если что. Это сейчас мы к ракетам привычные, хотя полностью привыкнуть к такому нельзя. А тогда многие по-настоящему боялись закончить как Халабджа, где Саддам химической атакой, от которой невозможно убежать или спрятаться, задушил тысячи курдов. Слово "неконвенциональный" было тогда очень на слуху. Один дурацкий комик в телевизоре, в попытке развеселить исходящий тревогой народ, несколько истерическим тоном разбирал непонятное иностранное слово по слогам, утверждая, будто оно содержит внутри себя привычное имя Бенцион, сокращённо Бенци. Ещё потом другой комик (или это был тот же самый?) сказал гадко, но метко, будто неконвенциональные нотки голоса Риты пугают детей - им кажется, что это сирена и они бегут прятаться в "мамад" (защищённую комнату), к противогазам. И популярность Риты на радио стала сходить на нет. Вместо песни о "ветре пустыни" стали передавать болтовню об операции "буря в пустыне".
Сомневаюсь про детей, но многие пожилые израильтяне слушали тогда Риту высокомерно, вроде как в другой псевдо-персидской сказке "дикую тварь из дикого леса". И её карьера, если судить по песням, состояла из конспирации со старым израильским истеблишментом и попыток следовать своему собственному духу - никак не могла решить, кот она или пёс. Это, наверное, жалко. Потом она ещё много исполняла эту песню. Я в музыке ничего не понимаю, но мне слышится, будто её с тех пор научили гораздо лучше владеть своим голосом. И что это в ущерб воодушевлению. Так или иначе, оригинальное исполнение мне до сих пор нравится, а более новые - не особенно.
Главное в этой песне - не сюжет, не ритм, или слова, или вокальные трюки, и даже не совсем сама музыка. Главное - это грубое чувство этнической силы, которое получается от этой музыки - чтоб народ дышал, если что. Это вообще-то греческое чувство, в греческой поп-музыке оно сплошь да рядом - задним числом неудивительно, что композитор, воспитанный на ней, протащил его в свою. Но он нарядил его в персидские побрякушки, а потом они там как-то ухитрились сделать эту странную химеру такой израильской. Любого, кто что-то строит, создаёт новое, можно считать инженером, в расширительном смысле. Если верить грекам, первый инженер Прометей вылепил людей из глины по образу Божьему, а потом Афина вдохнула в нас жизнь, откуда мы и имеем такие слова, как воодушевление и вдохновение. Мораль тут в том, что без Божественного дыхания ничего удачного не создать, будь ты хоть самым что ни на есть титаном из инженеров. Нам может нравиться или не нравиться источник чужого вдохновения, но само его присутствие мы различаем легко. Без духа внутри человек не человек, а дохлая глиняная кукла. Так вот, у этой песни жаркий и самоуверенный израильский дух.
Нельзя сказать, что история войны, закончившейся этим летом, в точности повторяет сюжет этой песни. В сказке нехорошие персонажи похоронены, а остальные только испереживались. В реальности трагически погибли тысячи людей. Сказка заканчивается в отличном настроении, а в реальности полно нюансов. Зато можно сказать, что реальность с этой сказкой рифмуется - многими разными способами, никаких пальцев не хватит перечислять. А про настроение вместо болтовни я лучше процитирую конец песни. Или даже двух песен. Теперь такая химера, кажется, называется "центон".
На-на-на́-hа, hа-на-на́-на, на́-hа на-на-hа́!
Спаси́бо за ва́ше внима́ние к э́тому вопро́су.
Cross-post at: LiveJournal
Оба главных израильских сюрприза проявились в первые же 24 часа, и полностью сбили меня с толку. Вечером и ночью было тепло, но этого я как-то не заметил. Под утро, как я потом понял, ещё выросла влажность, и дышать стало здорово некомфортно - ни спать, ни встать. А утром на меня наступила жара, уже часов в 8 солнце сильно шпарило затылок. До тех пор я вообще не представлял, что от жары может быть тяжело. Это ужасно глупо, ведь я читал про всякие там приключения в Африке или Индии - про засуху, верблюдов и птицу Рух. И слышал, что израильтяне заставили цвести пустыню, да так, что апельсины там дешевле картошки. Ключевое слово этой истории - пустыня, но каким-то образом я его не прочувствовал, видать, как обычно, отвлёкся на вкусный фрукт. Я думаю, это потому, что жара у нас всегда была декорацией сказок. Того, что жаркой может быть реальность, я совсем не понимал, пока реальность не дала мне под дых.
Апельсиновые и банановые заросли произвели на меня большое впечатление, как и, с совсем другой стороны, верблюды в пустыне Негев, но это было потом и только добавило декораций к первому впечатлению. Кондиционеры дома тогда были только у зажиточных, и даже они экономили, включали только, когда припечёт. В моё первое израильское утро мне объяснили, что эта жара - ещё не жара, а нормальная температура. Подожди, подует хамси́н, вот тогда будет жара. Обычно тут ветер западный, с моря, тёплый и влажный. Но иногда дует восточный ветер, или южный, из пустыни - пыльный и горячий (вот тебе и Мэри Поппинс, подумал я, тяжело дыша). Считается, будто он дует 50 дней в году, поэтому он и называется хамсин.
Потом я видел потрясающие фотографии сверху, как на Израиль надвигается хамсин, фронт пыльного воздуха, от которого невозможно убежать или спрятаться. Дышать при хамсине не так уж и трудно - воздух горячий, но сухой. На иврите он называется шара́в, а хамсин - это из египетского арабского. Радио говорит шарав, а люди, кроме, конечно, грамотных - хамсин.
В первые недели по выходным меня принимали родственники, очень замечательные, попеременно несколько семей. Теперь многих из них уже нет. Образованные, профессионально успешные люди с яркими характерами - впечатляющие, но очень понятные, так я себе Израиль и представлял. Неправильно представлял, потому что Израиль - это не они, а, например, их дети-внуки, с которыми они меня знакомили. Развитые, умные, красивые, уравновешенные, не особенно любопытные. Очень уверенные в себе. Совершенно непонятные. Я-то привык в своей провинции, что дети или скучные, или уязвимые. На вторые выходные, помню, родственники спросили меня, какие мои впечатления от страны, на что я отвечал "всюду дети, цветы и новые районы". Это я правду сказал, но настоящим ответом, а не вежливым, было бы "жара и самоуверенность".
Ещё на второй день мне показали какой-то супермаркет, надеясь поразить выбором йогуртов. А, кажется, на третий, повезли в, как я позже сообразил, Дизенгоф-центр - главный израильский торговый комплекс, где купили мне в подарок мою первую израильскую одежду - зелёную футболку. А через неделю - главный хайфский рынок, большой восточный базар. Йогурты, футболки и яблоки - отличные, нужные штуки, очень уважаю, но впечатления на меня капиталистическое разнообразие совершенно не произвело. <назидательно> И это потому, что главное в человеке - не завтрак, а дух.
По радио тогда крутили всякую музыку. Гаон или Арази почти не попадались, зато всё лето повторяли нового для меня, но простого и легкодоступного Ишая Леви (рикди́, ат бе-тох ха-ке́цев, рикди́, рикди́, рикди́!). И ещё Риту, всклокоченную персиянку с неконвенциональным голосом. За пару месяцев до этого Рита представляла Израиль на Евровидении с другой, скучной песней, и проиграла. А надо было ей не слушать старших, умных и осторожных, а петь буйное про принцессу и пустынный ветер.
Кстати, я тогда не знал, но Израиль ведь на одном из первых мест в мире в списке стран иранской диаспоры. Четверть миллиона человек - это вдвое меньше Америки, но почти как в Германии и Канаде с одной стороны, и в Кувейте и ОАЭ - с совсем другой. И намного больше, чем в любой другой стране (чем в Англии-Франции-Швеции с одной, и даже чем знаменитых зороастрийских парсов в огромной Индии - с совсем другой, и чем в Турции, с ещё другой). Конечно, иранцы в Израиле - евреи, а не персы. Ну так в Америке, например, многие иранцы - армяне, и ничего - американцы вообще видят мир (суб)континентами.
Эта персидская песня была совершенно сказочной - буквально. Сказочная восточная музыка, сказочный восточный сюжет, безумный ритм. Музыку, как я потом узнал, придумал для Риты Йеhуда Поликер, который вообще-то специалист по греческой, а тут нарочно сочинил что-то восточное, в тон нескромной Ритиной позе персидской экзотики. На самом деле она, ясное дело, настоящая израильтянка, но почему было не сыграть на том, что она родилась в Тегеране и говорила дома на фарси. Историки традиционно говорят нам, что персы греков не понимают, а вот греки персов изучили хорошо. Но за 2400 лет, видать, в этом деле произошли некоторые перемены, и эта музыка на настоящую персидскую похожа не очень, она израильская, чуточку греческая, просто с восточными претензиями. Раньше такое называлось химерой, а в этом тысячелетии, кажется, говорят "фьюжн". Биологи традиционно говорят нам, будто химеры нежизнеспособны, но любой инженер знает наоборот, что сочетать разные идеи - плодотворный способ строить что-то новое. Да и биологи в этом тысячелетии, кажется, подтягиваются, не говоря уже о поп-композиторах.
По таким песням хорошо учить иврит - слова сравнительно простые, ловить их интересно, и запоминается легко. В начале там картинка с восточными декорациями - что-то о пустыне, верблюдах, тишине и турецких коммандос с обнажёнными ятаганами. Слова "дабе́шет", горб, я тогда не знал, сообразил по контексту. Дабешет звучит почему-то, как "медовая болезнь", диабет, который, как я потом узнал, "сукерет", "сахарная болезнь", что более точно, но менее правильно, а всё потому, что когда греки придумали нам на радость диабет 2300 лет назад, место для него в иврите уже было грубо и самоуверенно занято непонятным верблюжьим горбом. А слова "тан" - шакал, брат крокодилов - я даже и теперь не знаю. Такой текст украсил бы сочинение любого талантливого школьника. Пойдём-скажем, высокая литература это не.
Но судить по слабому началу несправедливо. Там дальше есть отличные находки - например, про принцессу говорят "бади́м атафу́а, турки́м хатафу́а" (ткани обернули её, турки похитили её), прямо фонетически, ритмично раздувают, как будто искусственным дыханием наполняют нам лёгкие воздухом пустыни, и это раздувание здорово помогает прочувствовать переход от пустынной тишины к страшному ветру, главному герою сказки.
И прозвище принцессы, "Шошана́т Шуша́н" (сузская лилия), одним мощным ударом из пяти слогов вколачивает нам в уши старинную, богатую на события этническую связь между евреями и Ираном - <загибая пальцы> не только 1700-летнюю, с тех пор, как на юго-западе Сасанидской империи евреи в Сузах каждый год зачитывали книгу Эстер, или 2500-летнюю, со времени, когда в древнеперсидских Сузах и произошла та самая история с Эстер, Ахашверошем, Мордехаем и Аманом, в честь которой мы празднуем Пурим, или 2600-летнюю, с вавилонского пленения и царя Кира-освободителя, или 3600-летнюю, с тех пор, как Авраhам перешёл через реку Евфрат - с Востока на Запад, оттуда сюда - став тем самым первым евреем, и даже не 4300-летнюю, с тех пор, как царь Саргон, уже называвший лилию "шешану", захватил средний Элам, называвший свою столицу "Шушен", а ещё гораздо старше, когда кто-то из семитов первым сосчитал лепестки у лилии (их шесть), а непонятные древние эламиты построили себе свой город. Может, клюква в начале песни - нарочно, для контраста с продолжением. Всё для усиления центральной фразы, буйного колдовского заклинания "бо́и я-ру́ах, бо́и я-ру́ах, ки Шира́з коре́т лах, эль hа-ру́ах, эль hа-ру́ах ша́ра Исфаhа́н!" (приди, о ветер, ведь Шираз призывает тебя, к ветру, к ветру поёт Исфахан!).
Хвастливый самум, "ру́ах ха-мидба́р" (ветер пустыни), который видит всех и знает каждого, от которого невозможно убежать или спрятаться, ясное дело, раскручивает высокие столбы песка и точечно хоронит похитителей с их верблюдами, а принцессу возвращает домой "на своём крыле". Ещё там много поют про народное чувство. Шираз сохнет в печали, огромный исфаханский базар погружён в траур, все в шоке и растерянности, плаче и мольбах. Но, в явном сионистском стиле, чувство есть, а пассивности нету - оперативно организуют самоуверенный, нескромный, амбициозный ответ обстоятельствам, который решает проблему. Чувство, наоборот, пассивно следует за событиями - вся Шираз теперь "светится" (муэ́рет), иногда Рита вместо этого даже поёт "влюблена" (м[е]уhе́вет) [в это самое крыло]. Любая израильтянка ведь без ума от пилота, ну, или от боевого офицера попроще, который на песке, а не в воздухе. В Израиле тогда повторяли шутку (кажется, раньше она была английской) "у многих стран есть своя авиация, но только у одной авиации есть своя страна". <назидательно> Это только на первый взгляд ивритское слово "руах" значит "ветер". На самом деле это "дух".
Потом одним утром родственник сказал мне драматическое "вчера Ирак захватил Кувейт". Ещё потом летняя жара стала очень постепенно заканчиваться, и параллельно в Израиле стали расти страхи перед иракскими ракетами, а правительство стало раздавать противогазы, чтоб народ дышал, если что. Это сейчас мы к ракетам привычные, хотя полностью привыкнуть к такому нельзя. А тогда многие по-настоящему боялись закончить как Халабджа, где Саддам химической атакой, от которой невозможно убежать или спрятаться, задушил тысячи курдов. Слово "неконвенциональный" было тогда очень на слуху. Один дурацкий комик в телевизоре, в попытке развеселить исходящий тревогой народ, несколько истерическим тоном разбирал непонятное иностранное слово по слогам, утверждая, будто оно содержит внутри себя привычное имя Бенцион, сокращённо Бенци. Ещё потом другой комик (или это был тот же самый?) сказал гадко, но метко, будто неконвенциональные нотки голоса Риты пугают детей - им кажется, что это сирена и они бегут прятаться в "мамад" (защищённую комнату), к противогазам. И популярность Риты на радио стала сходить на нет. Вместо песни о "ветре пустыни" стали передавать болтовню об операции "буря в пустыне".
Сомневаюсь про детей, но многие пожилые израильтяне слушали тогда Риту высокомерно, вроде как в другой псевдо-персидской сказке "дикую тварь из дикого леса". И её карьера, если судить по песням, состояла из конспирации со старым израильским истеблишментом и попыток следовать своему собственному духу - никак не могла решить, кот она или пёс. Это, наверное, жалко. Потом она ещё много исполняла эту песню. Я в музыке ничего не понимаю, но мне слышится, будто её с тех пор научили гораздо лучше владеть своим голосом. И что это в ущерб воодушевлению. Так или иначе, оригинальное исполнение мне до сих пор нравится, а более новые - не особенно.
Главное в этой песне - не сюжет, не ритм, или слова, или вокальные трюки, и даже не совсем сама музыка. Главное - это грубое чувство этнической силы, которое получается от этой музыки - чтоб народ дышал, если что. Это вообще-то греческое чувство, в греческой поп-музыке оно сплошь да рядом - задним числом неудивительно, что композитор, воспитанный на ней, протащил его в свою. Но он нарядил его в персидские побрякушки, а потом они там как-то ухитрились сделать эту странную химеру такой израильской. Любого, кто что-то строит, создаёт новое, можно считать инженером, в расширительном смысле. Если верить грекам, первый инженер Прометей вылепил людей из глины по образу Божьему, а потом Афина вдохнула в нас жизнь, откуда мы и имеем такие слова, как воодушевление и вдохновение. Мораль тут в том, что без Божественного дыхания ничего удачного не создать, будь ты хоть самым что ни на есть титаном из инженеров. Нам может нравиться или не нравиться источник чужого вдохновения, но само его присутствие мы различаем легко. Без духа внутри человек не человек, а дохлая глиняная кукла. Так вот, у этой песни жаркий и самоуверенный израильский дух.
Нельзя сказать, что история войны, закончившейся этим летом, в точности повторяет сюжет этой песни. В сказке нехорошие персонажи похоронены, а остальные только испереживались. В реальности трагически погибли тысячи людей. Сказка заканчивается в отличном настроении, а в реальности полно нюансов. Зато можно сказать, что реальность с этой сказкой рифмуется - многими разными способами, никаких пальцев не хватит перечислять. А про настроение вместо болтовни я лучше процитирую конец песни. Или даже двух песен. Теперь такая химера, кажется, называется "центон".
На-на-на́-hа, hа-на-на́-на, на́-hа на-на-hа́!
Спаси́бо за ва́ше внима́ние к э́тому вопро́су.
Cross-post at: LiveJournal
no subject
Date: 2025-12-27 03:48 am (UTC)no subject
Date: 2025-12-27 04:31 am (UTC)